Юля вернулась с командировки — три дня, как в мясорубке. Совещания, переговоры, четыре кофе подряд на завтрак. Она только плюхнулась на диван, сняв кроссовки, и тут это:— Андрей, я только что с самолёта. Я еле стою. Мне хотя бы полчаса в тишине…— Ну ты же понимаешь, как они любят сюда приезжать, — даже не поднял глаз, продолжал ковыряться в телефоне. Видимо, ловил уровень Wi-Fi, а не момент семейного краха.Они любят сюда приезжать… Жрать бесплатно они сюда любят, — мысленно отметила Юля, но вслух не сказала ни слова. Пока.

Вечером родители приехали. С двумя чемоданами. Словно на курорт в Туапсе.Виктор Степанович первым делом завалился в гостиную и включил телевизор на такую громкость, что в квартире зазвенели окна. Раиса Николаевна, не сняв пальто, уже шуровала на кухне.— Юлечка, у нас с дороги животы крутит. Приготовь нам что-нибудь, а? Быстренько.— Я работаю, — Юля кивнула на ноутбук. — У меня горящий дедлайн.— Ой, да брось, работает она, — фыркнула свекровь. — Могла бы и расстараться для родителей мужа. Не чужие ведь!Из гостиной в этот момент раздалось: — Кстати, о работе! Юля, а посмотри мне в телефоне, чё-то интернет не ловится. Там эта… вай-фая нету, или как он там… — Сейчас не могу. Извините, — не обернулась.

— Вот всегда она так! — с напором крикнул Виктор Степанович, как будто делал доклад. — Никакого уважения к старшим!

Андрей промолчал. Листал ленту в телефоне, как будто у него там акции падают и он вот-вот потеряет миллионы. Хотя максимум — зарядку.

Юля стиснула зубы, вернулась к работе. Но через полчаса с кухни донёсся новый залп:

— Юля! Ты долго ещё будешь делать вид, что занята? Мы тут с голоду умираем!

— На холодильнике — магнитик. Там меню и номер доставки. Звоните, — спокойно, но сквозь зубы.

— Фи! — Раиса Николаевна скривилась, как будто Юля предложила ей жевать стекловату. — Мы предпочитаем домашнюю еду. В моё время невестки…

— А я не ваша невестка из прошлого века! — Юля с грохотом захлопнула ноутбук. — У меня своя жизнь. Своя работа. Свои планы. Почему я каждый раз должна всё бросать, когда вам вдруг что-то понадобилось? Я — не ваш повар, не уборщица и не гувернантка. Я человек. И мне можно быть уставшей. И даже, страшно сказать, голодной самой.

В комнате повисла такая тишина, что даже телевизор, как будто почуяв неладное, скинул громкость. Или его просто выключили — никто уже не помнил.

— Андрей… — медленно выговорил Виктор Степанович, оторвав взгляд от стакана, в котором давно стыла остывшая заварка. — Ты, вообще, слышишь, как твоя жена с нами разговаривает?

— Юля просто устала, — Андрей попытался вбросить примирительный жест, как спасательный круг. — Давайте я сам… ну, ужин там… что-нибудь организую.

— Нет, сынок, — Виктор Степанович поднялся с кресла, будто собирался выйти на ринг. — Тут дело не в усталости. Тут твоя жена просто возомнила. Решила, раз квартира на неё записана, значит, может теперь сверху на нас глядеть. С пьедестала своего квартирного.

— А знаете что? — Юлия резко встала. В ней внутри что-то треснуло, хотя, скорее всего, уже давно крошилось, просто теперь окончательно. — Да, это моя квартира. И я имею полное право решать, кто и когда тут живёт. И кто вылетает отсюда с чемоданами в зубах!

— Юля! — Андрей схватил её за плечо, как будто хотел придержать. Или удержать. — Ну, будь ты чуть терпимее… Это же мои родители!

— Отпусти, — спокойно сказала она, сжав губы. — Я больше не могу. Я — всё.

— Хватит! — неожиданно гаркнула Раиса Николаевна с кухни. — Давай уж, раз разговор завели, начинай готовить. Явно ж не у плиты устают, раз на скандалы силы остались.

Три пары глаз смотрели на Юлю, как на нерастаявший кусок льда в кипятке. И она, по-честному, сдалась. Тогда — сдалась.

А через несколько дней родители Андрея всё-таки съехали. Чемоданы, пакеты, их любимый термос с облупившейся наклейкой “Сочи-87”. Юлия выдохнула. Думала, теперь заживём. Молча. Без ежедневного «что у нас сегодня на ужин?» и «почему хлеб не свежий?»

Прошло два месяца. Тихо. Подозрительно тихо. Почти как перед грозой.

Однажды, возвращаясь домой, Юлия только и мечтала: влезть в халат, залечь в ванну и выпить чай так, чтобы никто не гремел ложками. День был — хоть плачь: три совещания, один клиент с вечной обидой на весь мир и пробка длиной в жизнь.

Открыла дверь — и застыла.

Из кухни доносился звон кастрюль, голоса и… смех. Чужой. Но, увы, до боли знакомый.

Виктор Степанович листал газету, вальяжно откинувшись за столом, а Раиса Николаевна уже успела оккупировать плиту.

— А, явилась! — вскинулся Виктор Степанович, как будто ждал её с докладом. — Ну, что у нас на ужин?

Юлия молча поставила сумку на пол.

— Ничего.

Андрей, до того стоявший у окна, будто внезапно осознал свою прозрачность и отвернулся. Виктор Степанович хмыкнул.

— Это как понимать? «Ничего»? Мы сюда не ради тебя приезжали, а ради нормальной еды! Давай, ступай к плите. Покажи, что ты тут не зря!

И всё. Что-то в Юлии окончательно лопнуло. Ни скотчем заклеить, ни терпением замазать.

— Значит, ради еды… — медленно выпрямилась она. — А я, дурочка, всё думала — вы к сыну приходите.

— Юля, да не начинай, — попытался вклиниться Андрей.

— Я как раз заканчиваю, — отрезала она. — Это не столовка. И не гостиница с пропусками. Это мой дом. М-о-й. И больше тут никто не будет хозяйничать, как у себя на даче.

— Андрюша, ты слышишь, что она несёт? — Раиса Николаевна всплеснула руками, словно Юля тут только что крушить начала всё подряд.

— Пять лет, — Юлия даже не смотрела в их сторону. — Пять лет я терпела ваши визиты, ваши замечания, ваши “а вот в нашей молодости”. А ты, — она резко повернулась к мужу, — ни разу не встал на мою сторону. Ни разу, Андрей!

— А потому что ты неправа! — вспыхнул он. — Ты себя ведёшь как…

— Как кто?! — резко перебила Юлия. — Как человек, который устал быть прислугой в собственном доме?

Виктор Степанович встал. Видимо, почувствовал — пора включать обиженного.

— Ну, всё, пожалуй, мы пойдём. Чтобы не мешать вашей душещипательной драме.

— Правильно, — кивнула Юлия. — И впредь без приглашения не приходите. Это не цирк, билеты тут не продаются.

— Юля! — Андрей резко схватил её за руку. — Немедленно извинись!

— Нет, — она выдернула руку, как из клея. — Выбирай, Андрей. Или ты наконец-то начинаешь уважать меня и мой дом. Или собираешь чемодан — и к маме с папой. Бельё сам не забудь.

Молчание в комнате стало таким густым, что его можно было намазывать на хлеб. Юлия смотрела на мужа. Андрей — на родителей. И обратно. Как на распутье с плохо нарисованными стрелками.

И вот наконец он выдохнул:

— Прости, Юля. Но они — моя семья.

Юлия посмотрела на него и чуть слышно спросила:

— А я? Я кто тогда? Сожитель с правом подачи салфеток за ужином?

Несколько секунд — он смотрел ей в лицо. Как будто хотел найти хоть одно слово оправдания.

— Ты не передумаешь? — с надеждой в голосе, но без толку.

Юлия покачала головой. Её решение уже жило своей жизнью.

Андрей взял куртку и пошёл к двери, за ним — его родители. Дверь захлопнулась так глухо, что Юлия вздрогнула. Вот и всё. Финал. Не киношный, без слёз и драматической музыки. Просто — точка.

Она села на стул. И знаете, слёз не было. Вообще. Ни капли. Было только чувство… как будто с плеч сняли старый рюкзак. С дыркой, с камнями внутри, который она таскала лет этак пять. И вот — всё.

Телефон завибрировал на столе. Сообщение от Наташи:

«Как ты там?»

Юлия усмехнулась. И стала набирать:

«Представляешь, я наконец-то свободна.»

А ведь кто бы знал, что слово “развод” может звучать, как “спасибо”.