— Не понимаю, почему ты это терпишь? — Наташа, коллега Юлии, сидела на корточках перед кофемашиной, как будто могла там откопать ответы на все женские страдания. — Я бы уже давно всё расставила по местам. Сковородкой. По столу. Или по башке.Юлия вздохнула, как будто в ней опять сломался внутренний Wi-Fi к спокойствию. Мешала кофе — как будто там не растворимый, а ответ на вопрос “что я делаю со своей жизнью.— Знаешь, иногда мне кажется, что я живу в проходном дворе, — Юлия отодвинула чашку, будто хотела отодвинуть и всю эту семейную катавасию вместе с ней. — Представь: прихожу домой после совещания, еле живая, каблуки в руки, мозги в кулак. А на кухне — свекровь с подругой. Чаёк гоняют, семечки лузгают. Как у себя на даче. Андрей даже слово не сказал. Типа, сюрприз, дорогая!
— И ты что? — Наташа подняла брови, как учительница по геометрии, которую только что спросили, что такое треугольник.— А что я? Улыбалась, как дура. Чайник поставила, печенье достала. Угостила. А внутри — орёт всё. Вот прямо с матом и на весь чердак.Наташа покачала головой, у неё это получалось особенно выразительно — как у тех актрис из сериалов, где все мужчины либо сволочи, либо прикидываются добрыми, чтоб сильнее подставить.— Ты же сама их разбаловала. Пять лет. Пять лет, Юль. Я за это время дважды замужем побывала и один раз переехала. А ты всё печенье подаёшь.Юлия машинально потёрла виски. Опять эта боль — как включённый чайник в башке, и всё на грани закипания.— Андрей считает, что я должна радоваться. Мол, его родители ко мне как к дочке относятся. — Подарок судьбы, ага. С доставкой на кухню и сроком годности — никогда. — И часто они к вам?
— Три-четыре раза в неделю. По расписанию. Как сериал. Только без пропуска серий. Особенно свёкор. Любит на сюрпризах ловить — хлоп, и в кресле сидит, как памятник. А потом начинается: “А вот в наше время…” и давай лекцию читать. Как будто я не взрослый человек, а студентка-дура. И обязательно в конце: “А что у нас на ужин?” — Юлия поддела тон, как будто цитирует актёра из дешёвой комедии.
Тут у неё пиликнул телефон. Андрей. Всё как по нотам: “Родители заедут вечером. Обсудим планы на выходные”.
— Вот, полюбуйся, — Юлия с кислой улыбкой протянула телефон Наташе. — Не спрашивает. Просто ставит перед фактом. Как будто я нянечка в санатории, а не жена, между прочим.
— Квартира-то твоя, правильно? — Наташа прищурилась, уже явно мстя в уме за подругу.
— Моя. Ещё до брака купила. Ипотека — мама дорогая. Три года осталось платить. Андрей туда ни копейки не вложил. Папа тогда меня пилой пил: “Ты что, глупая? А если разведётесь, делить будете?” Вот я всё сама и тяну. Чеки даже собираю. Прям музей бухгалтерии можно открывать.
— И они в курсе?
— Конечно. Только Виктор Степанович недавно выдал: “Теперь это семейное гнездо”. Прям так и сказал. Я аж поперхнулась. Ещё бы “периметр безопасности” добавил — и можно штаб строить.
Рабочий день тянулся, как сыр из дешёвой пиццы — липко и нудно. Юлия пыталась вникнуть в отчёты, но мысли, как мухи, опять и опять летели к вечеру. После разговора с Наташей внутри что-то тихо щёлкнуло. Раньше удавалось себя уговаривать: “Нормально всё. Так бывает. Семья — это же компромиссы”. А теперь… теперь — злило. Всё.
В шесть она резко встала, как будто скомандовали “отбой”. И решила: ужин? Сегодня — нет. Пусть хоть раз поймут, что она — не персонал, а человек. С глазами, руками и психикой.
Дома — душ. Мягкий халат. Волосы в полотенце, книга в руки. На кухню — ни ногой. Хоть бы там потоп случился — мимо.
Ровно в семь — звонок. Как по сценарию. На пороге — Виктор Степанович. Газета под мышкой, как символ “я здесь главный”. За ним — Раиса Николаевна. С пакетом семечек. Ну куда ж без этого ритуала.
— А мы к вам! — радостно щебетнула свекровь и, не дожидаясь приглашения, направилась в кухню, как к себе на родину.
Юлия только кивнула. Даже не из вежливости — просто не было сил на лицемерие. Свёкор, как танк, прошёл в гостиную, не разуваясь. Уселся в кресло. Газета — шур-шур.
— Что у нас на ужин? — раздалось из-за газеты, как будто это ресторан, и он тут постоянный клиент.
— Ничего, — сухо бросила Юлия.
Газета опустилась. Лицо — как у человека, которому чай без сахара налили.
— Как это — ничего? — брови вверх, голос — как у начальника отдела на планёрке. — Не стой столбом! Иди приготовь что-нибудь!
В этот момент в прихожей хлопнула дверь. Пришёл Андрей. Весёлый, как будто из бара вышел, а не в семейный цирк зашёл.
— Всем привет! — крикнул он, сбрасывая ботинки. — О, мама, папа, вы уже тут!
— Андрюша, тут такое дело… — Раиса Николаевна выглянула из кухни, как разведка. — Юля ничего не приготовила.
— Как не приготовила? — Андрей резко повернулся к жене. Лицо стало серьёзным, как у врача перед тяжёлым диагнозом. — Ты же знала, что родители придут.
— Знала, — спокойно ответила Юлия. — Ты мне в обед об этом сообщил.
— И что? — он уже начал закипать. — Могла бы что-нибудь сделать. Не первый раз же.
— Вот именно — не первый. И не второй. А может, хватит уже?
Тут в комнате повисла тишина. Густая, как манная каша. Все замолчали. Даже газета застыла в руке Виктора Степановича.
Юля заметила, как Раиса Николаевна метнулась глазами к Виктору Степановичу. Переглянулись, как два следователя на допросе. Только вот подозреваемой, видимо, была она — Юлия. Хотя, честно говоря, она давно себя чувствовала в этом доме как гость, который не вовремя зашёл и теперь должен обслуживать весь банкет.
— Вот именно, не первый, — Юля встала из кресла, поправляя футболку, испачканную в чем-то липком — кажется, в малиновом варенье, которое она вчера наспех стирала. — И не десятый. Я устала быть круглосуточной столовой. Мне бы ценник на лоб повесить — и пусть заходят с QR-кодом.
— Дочка, ну что ты такое говоришь… — тянуще и с укором начала Раиса Николаевна, уже как заведённая пластинка.
— Я вам не дочка! — голос сорвался, дрогнул, но она не собиралась останавливаться. — У меня есть имя. Юлия. И своя жизнь. И, между прочим, своя квартира!
— Юля! — Андрей вдруг вышел из режима бревна и сделал шаг вперёд. — Прекрати истерику!
— А ты называешь истерикой то, что я, впервые за пять лет, сказала «нет»? — Юля усмехнулась, горько, почти с жалостью. — Ты хоть понимаешь, как это звучит? «Истерика»… Да я, может, впервые вообще рот открыла!
Виктор Степанович с демонстративной важностью сложил газету. Бумага хрустнула, как будто он сейчас судебный приговор огласит.
— Знаешь, Андрей, — протянул он, поучительно. — Я ведь с самого начала говорил — избаловал ты её. Вот и результат. Хозяйка, понимаешь… демократия, мать её.
Юля резко повернулась к нему, почти с желанием запустить в него эту газету. Но внутри что-то сжалось. Ком в горле встал — тот самый, от которого ничего не сказать, ни вдохнуть.
— Что — я? — Виктор Степанович чуть приподнял бровь, как учитель в школе, когда ловит тебя на списывании. — Говори уж, раз начала. Мы тут все свои.
Юля стиснула кулаки. Даже ногти в ладонях впились.
— А вы привыкли считать мой дом — вашим. Приходите, когда хотите, раздаёте команды, требуете еду каждый раз, как в столовой в обеденный перерыв… Но это моя квартира! Моя, ясно?! И я имею право хотя бы иногда тут быть одна. Без надзирателей.
Раиса Николаевна всплеснула руками. Чуть не опрокинула вазу с засохшими ветками, которую она сама же притащила «для уюта».
— Андрюшенька! Ты слышал?! Она нас выгоняет! Из дома, где ты вырос!
— Юля, прекрати немедленно, — Андрей подошёл вплотную, схватил жену за локоть. — Извинись перед родителями.
— Не буду, — она вырвалась, голос стал жестче, будто сталь внутри прорезалась. — Я больше не собираюсь извиняться за то, что хочу жить нормально. Без визитов через день. Без ваших «ты не так жаришь котлеты» и «уборку надо делать по пятницам». Я хочу жить! Просто жить, понимаешь? А не пахать как рабыня с кастрюлей.
Они ушли. Точнее, гордо удалились. Раиса Николаевна по дороге бормотала что-то вроде: «Вредная она. Неблагодарная.» Юля даже не спорила — не было сил. Подумала, что, может, хоть теперь всё немного утихнет. Зря подумала.
Через неделю, прямо перед сном, Андрей сообщил с невозмутимостью кота на подоконнике:
— Мам с папой надо будет приютить на пару дней. Там ремонт. +
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭТОЙ ИСТОРИИ ЗДЕСЬ — НАЖМИТЕ ЗДЕСЬ ЧТОБЫ ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ