— Светлые обои? Ты это серьёзно, Катя? — голос Людмилы Ивановны, как всегда, звучал как приговор. — У нас тут не больница, милая. И не палата для душевнобольных. У меня вкус, между прочим, с молодости был отменный. Я сама выбирала эти бордовые. Шик, блеск, СССР.Екатерина стояла посреди узкого коридора, держа в руках рулон обоев с нейтральным серо-бежевым орнаментом. Никакого блеска, никаких вензелей. Просто спокойные, чистые обои, чтобы, по её мнению, хоть как-то освежить эту затхлую, пропахшую хлоркой и уксусом атмосферу квартиры.— Оплатить вашу операцию? Пусть вам сын-программист поможет! — усмехнулась Катя, глядя на дрожащие руки бывшей свекрови— Я просто предложила… — тихо сказала она.
— Предложила! — перебила её свекровь, указывая пальцем, как прокурор в зале суда. — Никто тебя не просил. Кто здесь хозяйка? Кто покупал эту квартиру? Кто платит за свет, воду и твоё горячее душевное нытьё?Здесь наш Телеграм канал с самыми популярными и эксклюзивными рассказами. Жмите, чтобы просмотреть. Это бесплатно!
Алексей, муж Екатерины, в это время сидел в комнате за компьютером и делал вид, что у него важная встреча по работе. Хотя все знали: никакой у него не работы, а фриланс-однодневка, за которую он максимум за неделю получал, как Катя — за одну подработку на доставке. — Лёш, ты можешь вмешаться? — с надеждой обратилась Екатерина в сторону комнаты.
— Я… я не знаю, Катя, может, и правда не стоит менять, раз маме не нравится, — пробормотал он, не оборачиваясь.
Вот уже два года, как они жили в этой квартире. Квартира была «мамина», как постоянно напоминала Людмила Ивановна. Катя и Алексей жили в одной комнате, Людмила Ивановна — в другой. Кухня и санузел — общие. И все решения тоже общие, хотя, по факту, всё решала она — Людмила Ивановна.
Екатерина училась на последнем курсе института, подрабатывала вечерами, уставала, но старалась держаться. Когда-то она верила, что влюблённость в Алексея спасёт её от вечного безденежья, от родительских ссор и старых шкафов в коммуналке. Казалось, она попала в семью, где всё устроено, где всё будет лучше. Ошиблась. Ошиблась так же глупо, как люди, которые думают, что диплом — это автоматический билет в рай.
— Да вы хоть понимаете, что это не жизнь, а цирк? — вырвалось у неё. — Я как будто под микроскопом. Дышать нельзя, слово сказать нельзя. Даже обои — и те вызывают истерику.
— А ты думала, тут тебе пансионат с видом на море? — сухо усмехнулась свекровь. — Надо было влюбляться в олигарха, а не в моего сына. Он, между прочим, программист. Умный человек. А ты кто? Подай-принеси? Стипендия тысяча восемьсот?— Ладно, — сдавленно выдохнула Катя. — Извините за обои. Не буду больше предлагать. И не стану мешать вашему безупречному интерьеру девяносто восьмого года.
Она ушла в комнату, бросила рулон в угол и села на кровать. Уткнулась в ладони. За окном капал мелкий дождь, по телевизору — очередной политический ток-шоу с криками и обвинениями, в коридоре — шаги Людмилы Ивановны, которые уже звучали как угроза.
— Зачем я всё это терплю? — подумала она. — Зачем я здесь? Ради кого? Ради него? Он даже слова не сказал…
Она легла. Уткнулась в подушку. В животе сосало от голода и злости.
На следующий день всё пошло по стандартному сценарию. Людмила Ивановна мыла полы в семь утра с грохотом ведра, потом вслух возмущалась количеством Екатерининых волос в ванной. Потом позвонила своей подруге Марине Константиновне и специально громко рассказывала, как «некоторые девочки без стыда и совести вваливаются в чужую квартиру и начинают там устраивать дизайнерские ремонты».
Катя молчала. Она знала — любое слово вызовет бурю.
Через пару недель, когда об обоях уже забыли, Екатерина получила письмо. Настоящее, бумажное. С гербовой печатью. С адресом какого-то нотариуса на Юго-Западе. Почерк был незнаком. Внутри — приглашение явиться по вопросу наследства.
Бред, — подумала Катя. — Какое наследство?
Она почти забыла о бабушке. Та жила в Ярославле. Иногда звонила. Катя последний раз была у неё лет пять назад. Они ссорились с родителями, и бабушка приютила её на пару недель. Пекла сырники, укладывала спать в большой комнате с ковром на стене. Говорила: «Ты сильная, Катя. Ты прорвёшься. Но запомни — сильные тоже плачут».
У бабушки была двухкомнатная квартира. И больше никого, кроме Кати, у неё не осталось. Но разве так бывает? Настоящая квартира — и ей?
Она поехала к нотариусу.
Анна Сергеевна, женщина лет пятидесяти с серыми волосами и внимательными глазами, встретила её, как старую знакомую.
— Екатерина Павловна, примите мои соболезнования. Ваша бабушка скончалась месяц назад. Мы долго не могли вас найти. У неё был только ваш старый адрес. Но она оставила вам всё. Квартиру, банковский вклад. Я не могу раскрыть сумму без вашей подписи, но советую вам сесть, когда мы всё посчитаем.
Катя села. И сидела молча, пока Анна Сергеевна набирала какие-то цифры в компьютер.
— Девять миллионов восемьсот тысяч рублей. И квартира. Всё на вас. Всё чисто. Вы — единственный наследник.
У Екатерины в голове шумело. Она кивала, не слыша слов. И только когда Анна Сергеевна встала и подошла с кружкой кофе, она снова услышала голос.
— У вас всё хорошо?
— Да, — выдохнула она. — Я просто… я не ожидала.
— Знаете, ваша бабушка оставила и письмо. Я не должна его отдавать, но… — Анна Сергеевна достала конверт. — Там всего несколько строк.
Катя открыла. Почерк бабушкин. Размашистый.
«Катюша, прости, что не была рядом. Но я знала, что ты одна. И пусть эта квартира станет твоим началом. Не прощай им, если будут умолять. Помни: ты ничего им не должна. Обними себя за меня. Бабушка.»
Катя поехала домой на такси. Впервые за два года — на такси.
Она вошла в квартиру. Людмила Ивановна мыла плиту, как будто отмывала следы жизни. Алексей в этот раз действительно работал — у него были наушники и таблицы на экране.
— Катя, ты где была? — строго спросила свекровь, не оборачиваясь. — У нас ужин через час, и я просила тебя купить курицу. Или ты снова занята своими фрилансами и студентами?
Екатерина поставила сумку. Достала конверт. Медленно, будто режиссер кино.
— Я получила наследство, Людмила Ивановна, — сказала она спокойно. — Почти десять миллионов. И квартиру. От бабушки. И знаете что?
Людмила Ивановна замерла. Алексей снял наушники. Наступила тишина, редкая, как затишье перед ураганом.
— Я переезжаю. Сегодня. Завтра заедет перевозка. И обои, кстати, будут светлые.
Людмила Ивановна открыла рот. Закрыла. Потом снова открыла.
— Подожди, Кать. Мы же семья… — пробормотал Алексей.
— Вы? Семья? — усмехнулась Екатерина. — Я у вас была как квартирантка без договора. Только убирала и молчала. Всё, Алексей. Сдайте свою мамину квартиру другим девушкам. Может, они тоже захотят переклеить обои. Удачи.
Она ушла в свою комнату. Закрыла дверь. И в первый раз за долгое время — заплакала. От свободы. От силы. От себя новой.
Прошло две недели.
Екатерина проснулась в новой квартире, и первое, что её поразило — тишина. Чистая, благородная тишина. Никто не гремел кастрюлями в шесть утра. Никто не зачитывал список «косяков», начиная от немытой кружки до неправильного взгляда на старинные обои. +